Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

– Что-о-о?! – возмущенно протянул Верн с таким разочарованно-обиженным видом, будто ему вместо обещанной ватрушки подсунули лягушку. – В чем же тут суть? Чем, черт тебя побери, все это закончилось?

– Додумывайся сам, – объяснил ему Крис, – у тебя же есть собственное воображение.

– Еще чего! – возмутился Верн. – Он сочинил эту поганую историю, вот пускай он и применит свое воображение!

– Да, Горди, чем же в конце концов все это кончилось для Задницы? – принялся настаивать и Тедди. – Ты уж давай досказывай…

– Ну, – замялся я, – думаю, что уж папаша-то его присутствовал, конечно, на соревновании и, придя домой, задал сыночку хорошую трепку.

– Точно, – согласился Крис, – скорее всего так и было.

– А ребята, – добавил я, – продолжали дразнить его Задницей, вот только к этой кличке прибавилась, наверное, еще одна: Рыгайло-Блевайло.

– Тоскливый какой-то конец, – угрюмо заметил Тедди.

– Потому-то я его и опустил.

– А ты не хочешь переделать его? – предложил Тедди. – К примеру, он, пристрелив папашу, убегает из дома и присоединяется к техасским рейнджерам… Как тебе это нравится?

Мы с Крисом обменялись взглядами, и Крис незаметно покрутил пальцем у виска.

– Ну, если так тебе нравится… – Я не стал возражать Тедди.

– А про Ле-Дио ничего новенького нет?

– Сейчас нет, может, попозже будет. – Мне не хотелось его огорчать, однако рассказывать что-то про Ле-Дио у меня не было ни малейшего желания. – Жаль, что тебе не понравилась эта история.

– Да нет же, еще как понравилась, особенно про блевотину, – принялся уверять Тедди. – Вот только конец маленько подкачал.

– Да, – согласился Верн, – то, как всех там вывернуло наизнанку, было великолепно. А насчет конца Тедди прав.

– Ладно, пусть будет так, – вздохнул я.

Крис поднялся: пора было трогаться в путь. Было еще совсем светло, и небо продолжало сиять какой-то пронзительной голубизной, однако тени сильно удлинились – дело шло к вечеру. Ребенком, помнится, мне всегда казалось, что вечера на исходе лета наступали как-то уж слишком неожиданно, совсем не так, как, скажем, в июне, когда и в половине десятого было еще совсем светло.

– Который час, Горди? – спросил Крис.

Взглянув на часы, я поразился: уже шестой…

– Да, пора, – заторопился и Тедди. – Нужно разбить лагерь засветло, чтобы успеть собрать дров. К тому же я проголодался.

– Ладно, начнем устраиваться на ночлег в половине седьмого, – решил Крис. – Возражений нет?

Их не было. Мы двинулись в путь, но уже не по шпалам, а по щебенке возле рельсов. Река вскоре осталась далеко позади, так, что ее и слышно уже не было. То и дело приходилось хлопать себя по лицу и шее, отгоняя комаров. Впереди теперь шли Верн и Тедди, оживленно обсуждая содержание последних выпусков комиксов, а Крис, засунув руки в карманы, двигался со мной рядом. Рубашка, все еще повязанная на поясе, хлопала его по бедрам и коленям, словно фартук.

– Я слямзил у папаши несколько штук «Винстона», – сообщил он. – Покурим после ужина.

– Правда?! – обрадовался я. – Это здорово.

– После ужина, – повторил Крис. – Закурить после еды – самое милое дело.

– Это точно.

Некоторое время мы шли молча.

– А рассказ у тебя вышел классный, – неожиданно сказал Крис. – Не обращай на них внимания, – он кивнул в сторону Верна и Тедди, – у них просто не хватает мозгов, чтобы понять.

– Да ну, фигня это…

– Перестань. Не фигня, и ты это прекрасно понимаешь. Ты собираешься его записать? Ну, обработать и перенести на бумагу?

– Наверное… Только позже. Я, видишь ли, не умею писать вот так, сразу. Рассказ должен сначала сложиться в голове, так сказать, дозреть.

– А как насчет концовки? Верн дурачок – конец этой истории, по-моему, как раз таким и должен быть. Как в жизни, в нашей поганой жизни…

– Чем же она такая уж поганая?

– А что, нет?

Крис нахмурился, но тут же рассмеялся:

– А знаешь, я завидую тебе. Они из тебя выскакивают, словно пузырьки газа из кока-колы, если хорошенько взболтать бутылку.

– Что-что из меня выскакивает? – переспросил я, хотя, похоже, прекрасно понимал, о чем он.

– Да эти твои байки. Ведь это просто невероятно: ты их рожаешь одну за другой, а им все конца нет. Вот увидишь, Горди, ты станешь великим писателем.

– Не думаю.

– Станешь. А может, когда-нибудь напишешь и о нас, о нашем детстве: как мы жили, чем занимались…

– Уж о тебе-то точно напишу, – ткнул я его локтем в бок.

Отсмеявшись, мы еще немного помолчали, затем он так же неожиданно спросил:

– В школу тянет?

Я пожал плечами. Что тут сказать? Разве в школу вообще может тянуть? После каникул хочется, конечно, повидать друзей, посмотреть на новых учителей. К концу лета иногда даже устаешь от отдыха, но эта усталость – ничто по сравнению с усталостью от учебы, которая наступает уже на второй неделе после начала занятий.

– А знаешь, Горди, к следующим летним каникулам мы уже будем совсем другими, – сказал вдруг Крис.

– Как это? Почему?

– Средняя школа – не начальная. Там все будет по-другому, почти как в колледже. Меня, Тедди и Верна запишут скорее всего в производственный класс, как и всех отстающих, – будем вытачивать пепельницы и мастерить клетки для птиц. Верн, может, даже загремит во вспомогательный… Тебе же прямая дорога в гуманитарный, «продвинутый» класс. Там у тебя будут новые друзья, не чета нам… Уж до них-то смысл твоих рассказов станет не на третьи сутки доходить… Вот так, Горди.

– Черт с ними, с рассказами. Я не собираюсь расставаться ни с тобой, ни с Тедди, ни с Верном.

– Ну и дурак.

– Почему же это я дурак? Потому что не хочу бросать друзей?

Замедлив шаг, он задумчиво взглянул на меня, словно решая: сказать или не говорить? Верн с Тедди уже опередили нас чуть ли не на милю. Солнце, клонясь к закату, выглядывало из-за верхушек деревьев, окрашивая все вокруг в золотистый цвет. Рельсы поблескивали уже не на всем протяжении, а лишь местами, как будто через каждые шестьдесят ярдов кто-то рассыпал по ним бриллианты. Тем не менее было все так же жарко, и пот продолжал катить с нас градом.

– Да, бросить, если ежу понятно, что такие друзья тебя до добра не доведут, – жестко сказал наконец Крис. – Тем более с такой семьей, как у тебя. Ведь я все знаю про твоих стариков: на тебя им совершенно начхать. Твой старший брат был для них единственным солнышком в окошке… Вот так же и мой собственный папаша: когда Фрэнк угодил за решетку, у него крыша поехала. На нас, младших, принялся срывать зло… Твой-то хоть тебя не лупит, но это, может, даже хуже. Если ты ему объявишь, что по собственному желанию записался в производственный класс, знаешь, как он скорее всего прореагирует? Перевернет страницу своей гребаной газеты и скажет: «Отлично, Гордон, пойди спроси у мамы, что у нас на ужин». И не говори мне, что это не так. Уж я-то знаю…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});